Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков] - Фредерик Дар

Наконец, мне удалось включить свет. У меня было чувство, будто бы при свете я увижу нечто ужасное, но все в гостиной оставалось, как и раньше, в порядке. За дверями спальни послышались приглушенные шаги.

Телефон не переставая звонил. Я снял трубку.

— Алло!

Молчание.

Я ждал, не говоря ни слова, прикрыв микрофон ладонью, чтобы не было слышно моего дыхания. На другом конце провода я явственно слышал чужое дыхание, прерывистое, слегка свистящее. Мы оба были настороже, мой загадочный собеседник и я, каждый ждал, чтобы другой каким-то образом проявил себя. Ни он, ни я не хотели вешать трубку. Напряжение становилось невыносимым.

В дверях спальни появилась Люсьенн Массэ. Еще более потерянная, чем прежде. Она хотела было спросить меня о чем-то, но я сделал ей знак молчать и продолжал слушать. На другом конце провода по-прежнему слышалось только дыхание с легким присвистом. Не знаю, сколько продолжалась эта игра в кошки-мышки, но уже никак не меньше двух минут. В конце концов сдался мой «собеседник»: я услышал щелчок — трубку положили на рычаг.

— Что это было? — пролепетала Люсьенн.

— Ничего особенного. Думаю, ваш телефон не в порядке. Вам надо обратиться в ремонтную службу.

Но ее не так-то легко было одурачить.

— Неправда! Снова было то же самое!

— Что «то же самое»?

Она слегка запнулась, подыскивая нужное слово.

— Дыхание! — прошептала она.

Я увидел, что, произнеся это слово, Люсьенн буквально содрогнулась от обжегшего ее страха.

Мне пришлось как можно небрежнее пожать плечами.

— Не забывайте, что сегодня праздничный вечер. Наверняка кто-то из ваших друзей просто шутит.

— Нет! У нас мало друзей, и все они — серьезные люди. Я не понимаю, почему…

Она остановилась, с удивлением оглядывая меня.

— Вы ВЫХОДИЛИ?

— Да понимаете ли…

— Вы промокли и до сих пор не сняли фуражки.

— Я вспомнил, что забыл закрыть машину.

И речи не могло быть о том, чтобы рассказать ей о смерти Жан-Пьера Массэ сейчас. Этой женщине угрожала опасность, и прежде всего надо было защитить ее. Несомненно, пневматичку ей прислали с одной-единственной целью: заставить остаться дома. А звонили для того, чтобы убедиться, что она действительно никуда не вышла.

— Вам не звонили в мое отсутствие? — спросил я.

— Нет. А вас долго не было?

— Не очень, но чтобы набрать номер, много времени и не нужно.

Она устало потерла глаза.

— Не понимаю, почему Жан-Пьер не возвращается. Если его рана несерьезна, что за причина так задерживаться! Скажите, э-э-э…

— Уильям, мадам.

— Ах! Никак не могу запомнить. Скажите, Уильям, наверное, нам следует обзвонить все парижские больницы, чтобы навести справки?

— Но их так много, и это может занять слишком много времени.

— Не имеет значения, мне нужно узнать, где он!

Я испугался, что придется открыть ей всю правду.

— В письме вашего мужа все четко сказано. Если бы было что-то серьезное, он бы не попросил вас оставаться дома. Он… Он дал бы вам адрес больницы.

Мне было стыдно за такую бесстыдную ложь, ведь совсем недавно я собственными глазами видел уже холодный труп Массэ. Однако мои слова успокоили ее.

— Да, вы правы.

— Скажите, вы говорили мне, что у вашего мужа из родных — только сестра, которая живет в Боготе, я правильно понял?

— Да, все правильно. А в чем дело?

— А не было ли у него брата?

Попался! Говоря о Массэ, я употребил прошедшее время.

К счастью, ее мозг по-прежнему оставался затуманен.

— Нет, никакого брата.

— А… может быть, какой-нибудь кузен, похожий на него?

— Да нет же! Не понимаю, зачем вы все это спрашиваете?

Я и сам не понимал зачем. Я пытался рассмотреть все возможные гипотезы, как будто разгадывал кроссворд. И, как это частенько случается, одно слово идеально входило в означенную для него рамку, но другое, связанное с ним, никак не умещалось.

— Вам лучше?

— Не очень. Меня тошнит. Я хотела бы выпить виски.

— Не стоит: нельзя заживить рану, если скребешь по ней ногтями!

— Я не привыкла пить.

— Именно поэтому. Поспите еще, так будет лучше.

— Я не смогу заснуть, когда мой муж мучается на больничной койке! В письме он пишет о рентгеновских снимках, значит, опасается переломов!

Я взглянул на умолкший телефон. Я знал, что он зазвонит снова.

— Если вы позволите, Люсьенн, я попрошу мою жену приехать сюда. Тогда я смогу отправиться на поиски вашего мужа.

— Если только он сам до этого не вернется!

Произнеся это, она икнула, и так уморительно, что мы оба невольно рассмеялись.

— Конечно, в таком случае не поеду, — подтвердил я.

Мне было неловко звонить Салли в присутствии Люсьенн, но она уже уселась перед столиком, на котором стоял телефон, и ждала.

Набрав номер, я услышал голос Фергюсона. В ожидании меня они крепко поддали, и Ферг хрипел, как испорченный граммофон.

— Ну что, все образовалось?

— Не совсем. Мне нужна Салли, хорошо бы, чтобы кто-нибудь подбросил ее сюда.

— Дальше некуда. А ты знаешь, что сейчас уже почти десять часов, и мы собираемся укладывать детишек?

— Я отдам подарки тому, кто привезет Салли.

— Ты совсем сошел с ума, Вилли! Устраивать нам подобные штучки в новогоднюю ночь!

Но я вовсе не был настроен на пустопорожний треп.

— Запиши адрес: бульвар Ричарда Уоллеса, семь. Это в Нейи, прямо за Булонским лесом.

— Какой этаж?

— Я буду смотреть в окно. Вы только погудите два или три раза, а теперь — извини меня.

И, чтобы прервать колкости моего друга, я сразу повесил трубку. Сегодня вечером я один останусь трезвым. Я бы отдал все на свете, чтобы не было этого несчастного случая. Тогда я бы присоединился к нашей компании у Фергюсонов. Что ни говори, а иногда, если повод вполне достойный, совсем недурно позволить себе маленькую пирушку; хорошая пирушка — отличное средство от ностальгии.

— Вы душка, Роберт.

— Робертс — это моя фамилия. А зовут меня Уильям.

— Ах, ну да! Когда Жан-Пьер вернется, я расскажу ему, что вы сделали для меня. Я уверена, вы подружитесь.

От этих ее слов я застыл, словно по стойке «смирно». Люсьенн взяла меня за пуговицу кителя и притянула к себе.

— Вы не верите?

— Да нет же, Люсьенн. Я… Я ни капельки не сомневаюсь в этом!

— Умоляю вас, налейте мне немножко виски! Я уверена, что виски поможет мне!

Я больше не стал отговаривать ее. В конце концов, если она так настаивает…

Я плеснул в два стакана: побольше — для себя, поменьше — для нее. Затем я отправился на кухню за льдом. Но когда вернулся, она успела осушить оба стакана! Я положил кубики льда из холодильника в горшок с азалией.

— Вы поступили неблагоразумно, Люсьенн.

На этот раз алкоголь ударил ей в голову, будто ее хватили дубинкой по затылку. Глаза ее помутнели, став почти белыми.

— Ничего страшного…

— Вот сейчас вам надо прилечь!

Зря я тратил силы на уговоры: не успел я закончить, как она уже была в глубоком нокауте, перевесившись всем телом через подлокотник кресла. Я взял ее на руки и отнес в постель.

Три автомобильных гудка! Но я и так узнал старый черный «кадиллак» Мэтьюза, потому что уже минут десять глядел в круглое окно. Не закрывая двери, я бросился к лифту.

В тот момент, когда я входил в лифт, в глубине квартиры раздался телефонный звонок. Сломя голову я бросился обратно. Штепсель телефонного аппарата находился в коридоре. Рухнув с разбега на хлипкий стульчик, моля Бога, чтобы он не рассыпался подо мной, я выдернул штепсель из розетки. Звонок, всхлипнув, оборвался. Несколько секунд я прислушивался, не разбудил ли телефон Люсьенн. Мертвую тишину вокруг нарушил нетерпеливый клаксон Мэтьюза на улице.

Я спустился вниз. Метьюз опустил стекло и прокричал мне, преодолевая шум дождя:

— Странные забавы придумали вы себе под Новый год, Вилли!

Не знаю почему, его шуточка разозлила меня. Наверное, потому, что уже несколько часов я изо всех сил держал себя в руках.

— Сожалею, что побеспокоил вас, Джеф, но именно сейчас один человек встречает Новый год в морге по моей вине.

Он передернул плечами.

— Несчастный случай — это несчастный случай!

Тем временем Салли, обогнув машину, подошла ко мне и взяла под руку.

— Дорогой, это действительно ужасно. Но кто заставляет тебя оставаться здесь?

— Скоро я это узнаю. Дай-ка я перегружу подарки в машину Джефа.

Мэтьюзу я сказал:

— Вы без труда разберетесь с подарками, я написал имена на пакетах. Если только от пьянства вы еще не разучились читать!

Дождь усиливался, его потоки яростно колотили по крышам. Я послал Салли укрыться в подъезде дома, а сам направился к своей машине за подарками.